Без малого 20 лет в Вологде существует Камерный драматический театр. Спектакли КДТ разных лет давно и искренне любимы вологжанами. «Кыся», «Отче наш» по Шаламову, «Классика.RU», «Хлопок одной ладони», «Солдатики любви», «Эрос против бизнеса», «Там же тогда же», довлатовский «Заповедник», «Это я, Эдит Пиаф», «Дух резни», «Шекспир-RUSSKIY», «Пиковая дама»… 
Театр постоянно участвует в различных фестивалях, неизменно привозя дипломы лауреатов. Критики, побывавшие на спектаклях Камерного, говорят о них только в превосходной степени. А вот средства массовой информации в последнее время упоминают КДТ все больше в связи с тревожной ситуацией вокруг помещения театра на улице Ленина, 5,
и с возможным переездом театра в здание кинотеатра «Салют»… Но обо всем по порядку.
О том, как создавался первый негосударственный профессиональный театр Вологды, чем он живет сейчас и каким видится его дальнейшее существование, рассказывает в интервью «Нашей Вологде» бессменный руководитель и режиссер Камерного драматического театра Яков Рубин.

– Яков Романович, как и когда вы заболели театром?
– Еще в школе. Мне и Вологде повезло, что здесь работал Макс Миксер – удивительный человек театра, балетмейстер, создавший вологодскую балетную школу и доказавший, что высокое искусство возможно в провинциальном городе. Занимался в балетной студии и в театре танца «Сирин» у его ученика, тоже театрального феномена – Виталия Постникова. Он давал мне читать нужные, правильные книги – я вообще был читающий мальчик, «библиотечный». В частности, книгу французского режиссера Жана-Луи Барро «Воспоминания для будущего», которую прочел, лежа в больнице с воспалением легких. И вот воспаление легких прошло, а воспаление театром началось.
– То есть сначала в вашей жизни был не драматический театр, а балет?
– Да. После школы закончил один курс Института культуры в Москве – на хореографа – а потом ушел в армию. Вернулся из армии – на дворе 1990-е, все так странно… Оказался в Вологодском ТЮЗе у Бориса Александровича Гранатова в качестве балетмейстера. А параллельно учился сначала в «Щуке», а потом в ГИТИСе на режиссера драмы. Вообще очень люблю учиться.
За восемь лет работы в ТЮЗе я попробовал себя и как актер, и как режиссер – там сформировалась группа актеров, с которыми у меня получалось сочинять разные опусы, мы что-нибудь «мутили». И, видимо, неизбежно на определенном этапе из ТЮЗа меня резко уволили. Это было очень болезненно, но благодаря этому встал вопрос «Что дальше?» и возникла идея сделать новый театр, живущий и работающий совсем по другим принципам. Театр, который существует не ради коммерции и не как фабрика по производству спектаклей. Где нет «госзадания», «плана по зрителю» – все это убивает искусство.
– Вы задумали театр, можно сказать, «сидя на кухне», не имея конкретного места и представления, как все это будет?
– Да, сидя на кухне, именно так. У меня был друг Алексей Суханов – он, к сожалению, потом погиб – бизнесмен 90-х годов. Я пришел к нему и сказал: «Слушай, дружище, у меня есть идеи, у меня есть актеры, которые хотят со мной работать. Почему у меня нет театра?» Он ответил: «Это очень просто. Заведи амбарную книгу. Такую тетрадку, расчерченную на три столбца: дебет, кредит и сальдо». Я говорю: «Что такое дебет и кредит я еще представляю, а что такое сальдо?» Он засмеялся и сказал: «Тебе это пока знать необязательно, но лучше, чтоб оно было положительным».
– На каких принципах основывается ваш театр?
– Мне казалось (и сейчас кажется), что спектакль надо делать так, как художник создает картину в мастерской: творить, не считая своего рабочего времени, пока чувствуешь вдохновение. Без насилия над собой и над участниками спектакля, над командой. Так мы и сочинили за прошедшие 19 лет спектаклей 70.
Есть такое слово «резистанс», по-французски – «сопротивление». Принцип нашего театра – сопротивление: пошлости, лени, в том числе и собственной, сопротивление бесчувствию. Нельзя пройти мимо раздавленной на перекрестке кошки без того, чтобы у тебя не сдавило сердечную мышцу… Сопротивление этим вещам и есть начало искусства.
– Как создавалась и создается команда Камерного театра?
– Мы никогда никого не зовем к себе. Все как-то прибиваются сами. Когда мне кто-то звонит и говорит: «Я хочу к вам в театр», – я отговариваю, показывая все минусы существования в таком театре, как наш. Но если человек приходит в Камерный театр, он должен здесь прижиться. Мы ведь не принимаем на работу – мы берем в компанию. По-человечески люди здесь должны быть друг другу нужны. Поэтому люди приходят, осматриваются, – и если такой способ существования им важен и нужен, если они вписываются в эту атмосферу, то они остаются здесь. И остаются не на год, не на два… Понятно, что у кого-то меняются жизненные ситуации, возникают семейные, финансовые и прочие сложности, – тогда актеры уходят. Но в целом, я думаю, никого не оскорбляет позиция равного среди равных. И никто не был выгнан из театра за эти 19 лет. Уходили, но не были выгнаны.
– Первый костяк Камерного составляли выходцы из вологодского ТЮЗа?
– Да, ТЮЗовцы. Нас было четверо: я, Ирина Джапакова, Всеволод Чубенко и Ирина Волкова, закончившая у Геннадия Дадамяна Высшую школу деятелей сценического искусства при
ГИТИСе, профессиональный бухгалтер, понимающий, на что мы решились, уйдя в свободное плавание.
Потом присоединялись другие актеры. Сначала – из вологодских театров. Потом мы сами набирали людей, готовых играть в нашем театре, и отправляли учиться – кого в Ярославский театральный, кого в ГИТИС. То есть, работая в театре, занимаясь с профессиональными артистами и режиссером, они параллельно учились.
– За 19 лет много людей прошло через Камерный театр?
– Не очень много. В основном смена команды каждый раз была связана с потерей помещения. В таких случаях всегда обостряются проблемы – нас начинает швырять и кувыркать, мы не можем выплатить зарплату, мы фактически захлебываемся. Не все могут выдержать неопределенность. И в этот момент, я считаю, отпадает все лишнее: все, кто не хочет этого терпеть, уходят. В общем, все свободны – так как никого не звали, все имеют право встать и уйти. Дверь открыта в обе стороны. Конечно, любой уход из театра болезнен для остающихся, потому что рвутся творческие (и человеческие) связи. Если человек уходит – уходит спектакль; мы не делаем вводов, не заменяем артиста. Просто снимаем спектакль с репертуара. И получается, один ушел, а другой остался без любимой роли. А роль – это ведь не работа для актера, это смысл его жизни. Вот сейчас у нас Вячеслав Федотов, женившись, уехал в Тулу – 11 спектаклей сразу исчезло. Это ощутимо. И в финансовом плане тоже, но дело не в этом. А в том, что зрители любят эти работы.
Бывает, что люди уходили, когда начинали жить «про другое». Как тот же Всеволод Чубенко, который подался в администрацию, или Александр Соколов, выбравший путь журналиста и ведущего. Каждый имеет право на свой поиск – но нам тогда становится не по пути.
– Как театр обрел свое первое помещение?
– С первым помещением нам помог Владимир Воропанов, директор Вологодской картинной галереи. Им было передано нам бывшее здание банка на Кремлевской площади (где сейчас располагается Музей кружева. – Прим. ред.), денег на ремонт не было. Он сказал: «Поживите здесь годик – будете у нас открывать выставки». Создал такой театрально-творческий отдел при картинной галерее. И мы прожили там не годик, а лет шесть или семь. За это время вычистили помещение бывшего кассового зала, там открылись какие-то замурованные арки XVIII века – и у нас появился этот фирменный стиль «стена из кирпича». Мы там играли спектакли. Когда у картинной галереи забрали это здание, мы тоже оказались на улице. За семь лет «бродяжнической» жизни мы фактически растеряли всю команду. При этом мы не опускали рук – стучались во все двери и говорили: есть такой театр в нашем городе…
– Сейчас все в Вологде уже привыкли, что Камерный театр находится на улице Ленина, 5. Как вы оказались там?
– Помог бывший губернатор области Вячеслав Позгалев. Его супруга – Татьяна Леонидовна – из театральной семьи, она бывала у нас на спектаклях. И сам Позгалев знает и любит театр. Мы пришли к нему на личный прием, рассказали, что мы хотим. Он сказал: «Да, я понимаю, что такое маленькие театры. Они нужны». И дал поручение своей команде найти помещение. Это тоже было не быстро.
С заместителем губернатора Анатолием Паком и его специалистами мы тогда облазили полгорода, насмотрелись разных чердаков и подвалов. Ничего не подходило. И вот однажды Пак вызывает меня и говорит, что есть помещение на Ленина… Оно тоже сначала показалось неподходящим: какая-то колонна в середине, проезд… Но Анатолий Алексеевич подсказал, как можно здесь обустроиться. То есть в команде губернатора были люди, которые думали о том, где можно поселить театр.
– Какие-то дотации от властей были?
– Нет. За все это время мы ни копейки не взяли от государства – ни у городских, ни у областных властей, ни у федерального центра. На нас смотрят, как на чудо. Нам не верят, когда мы говорим, что мы абсолютно свободные во всех смыслах художники; самостоятельно стоящая на ногах культурная дефиниция. При этом мы не делаем заоблачными цены на билеты, понимая, что нашим зрителям этого не потянуть.
– А сами вы не думали уйти обратно в какой-нибудь государственный театр?
– Я, наверное, уже не смогу. Другое мышление. Все-таки у нас в команде не просто артисты. Это, скорее, люди театра. Я, к примеру, с таким же успехом режиссер, как и рабочий сцены, осветитель или звукорежиссер. Как говорил Глеб Жеглов: «У нищих слуг нет». Мы все делаем сами. Любая из наших актрис может вымыть пол в зале перед спектаклем. Это непредставимо для актеров государственного театра.
– Откуда вы черпаете силы для постоянной борьбы?
– Знаете, я от театра не устаю. Мне кажется, могу им заниматься 25 часов в сутки. Наверное, это можно назвать призванием? Сам иногда обнаруживаю с удивлением, что уже столько времени мы тащим этот камень на вершину горы, а он все норовит скатиться обратно… Но я бы не хотел заниматься чем-нибудь другим. Я счастлив этим.
Большинство моих родственников давно, еще в 1990-е, уехали в Америку. Сначала они все пытались меня как-то «выманить» из моей пещеры, а потом поняли, что «в семье не без урода», и смирились. Я привязан к этому городу. Я здесь родился, здесь живут мои друзья и люди, которых люблю.
– У вас есть свой зритель?
– Наш зритель все время разный. Конечно, есть те, кто ходит постоянно. Уже узнаю их. Многие после спектакля подходят, благодарят. Радует, что в зале много мужчин, потому что мужчины не прощают лжи в театре. Женщины – народ терпеливый и жалостливый, а мужик, если пришел и увидел, что здесь врут, – он больше не придет никогда. Много молодежи, а это значит, что наш театр нужен еще кому-нибудь, кроме нас.
– Расскажите про ваш творческий и личный союз со вторым человеком, который был в КДТ с момента его образования, – заслуженной актрисой России Ириной Джапаковой.
– Мне очень повезло, что в Вологде есть такой человек и что мне удалось его встретить. Ирина – феноменальное явление не только культуры, но и природы. Абсолютно честная в искусстве, как панк. Она очень интересный, разносторонний, творческий человек. У нее всегда свое мнение, и она за него борется. Но способна признать свою неправоту. Думаю, что не только я, но каждый в нашей компании косвенно у нее учится. Тому самому «резистансу», сопротивлению. Она отважная. Талант, обеспеченный самопожертвованием. Бросила государственную сцену, будучи уже заслуженной артисткой, лауреатом госпремии, и пошла в неизвестность, когда все это было еще на уровне иллюзий, маниловщины. Это сейчас все привыкли, что может быть такой театр, а тогда чиновники мне говорили: «Мы еще не выработали отношение к вашему театру».
Поэтому она совершала подвиг больший, чем я. Она отказывалась от очевидных дивидендов. И это продолжается сейчас.
– Как вы выбираете, какую вещь будете ставить?
– Я ориентируюсь в основном на актеров, которые у нас сегодня есть. Если у тебя пять актеров и из них четверо мужчин и одна женщина, – то ты, скорее всего, не будешь ставить «Три сестры» (улыбается). Должно быть интересно. Поэтому мы ищем материал. Это может быть проза, поэзия, драматургия, это могут быть таблицы Брадиса – все что угодно.
– Каким образом вы создаете декорации и костюмы?
– У меня самого руки растут «из одного места». Если я что-то ремонтирую дома, то доламываю окончательно. Все это знают, и меня уже не просят что-либо починить. Но зато я могу придумать, почувствовать, что надо сделать. У меня есть друзья, которые помогают мне. Например, Аркадий Ганишин, блистательный инженер с золотыми руками, головою и душою. Ставя спектакль «Фантазии Фарятьева», я его попросил: «Мне нужно, чтобы у зрителей было ощущение, что человек занимается наукой серьезно». И он мне сделал такой агрегат с разными трубками, резервуарами – очень убедительный.
– То, каким будет спектакль, рождается в вашей режиссерской голове?

– Разрешаю себе не сочинять спектакль без артистов. Чтобы не втискивать потом их в прокрустово ложе придуманной мной единолично идеи. Мы вместе импровизируем, обыгрывая предложения друг друга, наслаивая, и получаем что-то третье, то, до чего не додуматься одному.
Конечно, ответственность за какие-то вещи беру на себя я – когда нужно уже что-то отсечь, завершая работу над спектаклем. Но каждый раз такое чувство, что режу по живому. И концепция спектакля создается не в начале постановки, а при ее завершении – исходя из того, куда мы приплыли в результате нашей общей импровизации.
Бывает, приступая к спектаклю, уже понимаю, что мы скажем этой своей работой. К примеру, когда артисты предложили мне поставить «Пиковую даму», взял «тайм-аут» на два дня, чтобы сформулировать для себя, где пушкинский сюжет резонирует с сегодняшним днем. И понял: спектакль будет о том, как все эти сегодняшние Германы ползут по социальной лестнице наверх пауками – через женщин, любым способом… Я это все ненавижу – и это повод для моего сочинения. А иногда прекрасная любовь бывает поводом для создания театрального действа. То есть любое сильное чувство становится тем топливом, которое сжигаешь, – и иногда что-то получается.
– Камерный театр любим зрителями. Обласкан критиками – с гастролей, с фестивалей вы приезжаете лауреатами. И при этом все время находитесь под угрозой потери очередного помещения…
– Увы, это ситуация не только Вологды. И не только нашей страны, наверное. Это во времени сейчас такая ситуация, что к культуре относятся, как к сфере обслуживания. Ставят какие-то странные математические показатели, высчитанные абсурдно. Столько-то людей посетило и такой-то социальный эффект. Столько вложили – столько получили. Как это можно судить? Блок посетил в четыре года «Гамлета» и помнил это всю жизнь, не очень долгую, к сожалению. Как можно измерить эту встречу с искусством какими-то цифровыми показателями? Ведь когда мы сажаем яблоню, мы не можем сразу трясти яблоки. Она должна вырасти, дать плоды. «Культура» по-гречески – «взращивание»…

Камерный драматический театр находится в здании на улице Ленина пять лет. Театр еще не до конца расплатился с банковским кредитом, который брал, чтобы сделать там ремонт, – в апреле 2018 года будет совершен последний платеж. 
Здание, где находится театр, сейчас является областным имуществом, и его собираются выставить на торги. По договору в настоящее время Камерный театр как социально ориентированная НКО имеет скидку по аренде помещения в размере 90% от рыночной стоимости квадратного метра. Если здание продадут в частные руки, театру, скорее всего, придется платить рыночную стоимость аренды (не менее 200-300 тысяч рублей в месяц), которую он не сможет осилить. 
Городской администрацией было предложено театру несколько пустующих зданий в Вологде, но все они находятся в неудовлетворительном состоянии. Последним озвученным вариантом для перемещения был кинотеатр «Салют», из которого предлагали сделать своеобразный культурный центр. Но этот вариант оказался для театра также неприемлем: им предложили арендовать помещение в «Салюте» по той же рыночной цене, делая скидку только на то время, пока театр будет проводить реконструкцию и обустройство. Когда ремонтные работы будут завершены, цена аренды вновь станет рыночной. 
«Мы не можем все время строиться и производить реконструкцию очередного здания в Вологде – мы не строительная организация, мы театр! Мы ежемесячно показываем около 15 спектаклей, работаем над новыми постановками, проводим просветительские лектории, включаемся в социальные проекты, у нас идут благотворительные показы», – говорят в театре. И, отчаявшись, в очередной раз отправляют гонца в приемную Президента, надеясь на помощь. 
Чем разрешится ситуация? Хотелось бы верить, что Вологда не потеряет уникальный театр, где можно прикоснуться к прекрасному и задуматься о важном.

Любовь Александрова

http://nvologda.ru/soprotivlenie-beschuvstviyu/